Михась МУШИНСКИЙ
«МОЩЬ ДУХОВНАЯ…»
Малоизвестные страницы творчества Максима Горецкого
Публицистическая проза занимает значительное место в творческом наследии выдающегося белорусского писателя Максима Горецкого. К сожалению, она до сих пор не изучена, не проанализирована в соотнесенности с другими жанровыми формами в силу многих причин объективного и субъективного характера. Отметим прежде всего то, что разбросанные по газетам и журналам 1910 - 1920-х годов статьи, полемические выступлении, отклики на общественно-политические события нее еще не собраны и не изданы. Что касается материалов, напечатанных и дополнительном томе единственного на сегодняшний день Собрания сочинений в четырех томах («Творм», 1990), то они – увы! – не дают полного представления о подлинном облике Горецкого-публициста. И это вполне объяснимо: ряд выявленных к тому времени проблемных статей писателя не вошел в указанный том по идеологическим соображениям. Материалы смоленского периода (октябрь 1917 – начало 1919 гг.), то есть период сотрудничества писателя с советской властью, худо-бедно представлены («Будем жить!», «Новая буржуазия», «Няхай жыве камужстычная Беларусь!»). А вот публицистика Виленского периода, «оппозиционного» смоленскому, периода (начало 1919 – осень 1923 гг.) подана более чем скромно, по сути в нейтральных или в неполемических образцах («Тутэйшае жыццё», «Гуртуйцеся!», «Любіце польскі народ», «Выбары ў польскі віленскі сейм». Все – 1921 г.). На основе этих немногочисленных публикаций трудно определить политическую ориентацию писателя, место данной жанровой формы в его творчестве виленской поры. А между тем в газетах «Наша думка» (редактирует в декабре 1920 – апреле 1921 гг.), «Беларускія ведамасці» (основатель и издатель-редактор на протяжении сентября 1921 – января 1922 гг.) помещены материалы, по-новому представляющие М. Горецкого как писателя-гражданина, патриота, просветителя. И прежде всего они помогают разобраться в эволюции его мировоззрения, во внутренних закономерностях становления как национального художника. Подчеркнем еще раз: публицистика М. Горецкого виленского периода, за небольшим исключением, на протяжении почти 80-ти лет не перепечатывалась, современному читателю она фактически неизвестна.
И еще одно принципиальное замечание. То, что публицистика оказывается сегодня в центре внимания исследователей, вполне закономерно: многие писатели, очевидно, разочаровались в возможностях изящной словесности позитивно влиять на общество, а потому обращаются к читателю напрямую, с публицистическим словом, в надежде, что оно окажется более эффективным, действенным в преодолении тех деформаций, искажений, несуразностей, которыми переполнена современная жизнь. В этой связи определенный интерес представляет и тот факт, что организаторы Купаловских научных чтений вот уже второй год заглавную тему конференции формулируют как тему публицистическую. А это означает, что идейно-творческие достижения Я. Купалы в публицистике имеют непреходящее общественно-культурное и художественное значение, становятся фактором духовной жизни современника. Подобной оценки заслуживает и публицистическая проза М. Горецкого, в том числе созданная в виленский период.
Что же она собой представляет? Прежде всего бросается в глаза широта писательских интересов, идейно-тематического многообразие статей и выступлений. Однако доминирующее место в публицистических материалах занимает национальная проблематика: положение трудящихся Западной Беларуси в условиях социального и национального угнетения; судьба белорусского языка, литературы, школы, образования, печати; перспектива воссоединения принудительно разделенной территории и единое демократическое, самостоятельное государство; характер и особенное национально-освободительного движення и условиях буржуазной Польши, формы и средства борьбы за освобождение угнетенного народа. Так, одна из статей 1920 года, опубликованная в «Нашай думцы» 24 декабря, озаглавлена «Боритесь!». Но против кого призывает сражаться публицист, во имя каких идеалов «У нас, белорусских крестьян и рабочих, немало национальных и социальных врагов, но наихудший наш враг – наша несознательность и бездеятельность».
Право же, несколько неожиданный вывод. Тем более, если иметь в виду, что он принадлежит писателю, который незадолго до того предсказывал: скоро российские пролетарии вместе с трудящимися всех стран «плечо в плечо... пойдут в крестовый поход и низрииут Молоха и разметут его алтарь» («Творы», 1990). Почему же М. Горецкий отдает предпочтение мирному труду перед вооруженном борьбой? Да потому, что изменилось его мировосприятие, понимание путей достижения счастливого будущего. Революционный, кровавый путь, насилие им нынче не принимаются, не признаются как оправданные с моральной точки зрения. Писатель считает необходимым вначале «пробудить» западнобелорусского крестьянина. Общественная пассивность, утрата веры в свои силы – вещь опасная. С нескрываемой горечью говорит писатель о губительных последствиях человеческого равнодушия. Его мысли созвучны пророческим призывам публицистики Янки Купалы 1918-1920 годов. «Из-за нашей несознательности и равнодушия, утверждает М. Горецкий, с нами злые люди делают все, что хотят. У нас отняли наше имя, переделали одних па москалей, других на поляков. У отнимали и отнимают наших сыновей и посылают их брат на брата».
К сознанию беларуса, не беспокоящегося о своей судьбе, как раз и апеллирует. М. Горецкий в надежде оказаться услышанным. Отсюда – сочитание в его призывах высокий патетики и бытовой конкретности, пафоса и логики.
О том, что общественная пассивность жителей заподно-белорусской деревни, хкутора, местечка остро волновала М. Горецкого, свидетельствуют многие его статьи. В одном из газетных обращений («Беларусы бярыцеся за грамадскую работу» («Беларусюя ведамасці, 1921, 3 октября) писатель прямо говорит: хватит сетовать на плохих польских начальников, «потому как во многом виноваты мы сами». Конкретное проявление пассивности автор статьи видит в том, что, например, не используются права национальных меньшинств, предусмотренные конституцией Польши и гарантированные Версальским договором. А в результате – отсутствие народных депутатов в верховном органе страны. Если избирателям удастся провести в парламент своих представителей, то народные избранники смогут «публично протестовать в сейме и требовать наказания обидчикам и оскорбителям. Они будут защищать не только родную культуру, не только духовные интересы, нрава, но и экономические нужды”. Последовательно проводится идея мирного решения социально-экономических проблем, возможность использования революционных методов борьбы даже не упоминается.
Автор статьи не ограничился, однако, постановкой острых вопросов, а попытался вскрыть глубинные истоки общественной пассивности угнетенного человека: «До сих пор белорусский крестьянин сторонился общественной работы, каждый боялся высунуться вперед, чтобы не утратить жизненное спокойствие. Понятно, на это были определенные причины. Если кто с горячим сердцем справедливого человека и совестливого гражданина и выскакивал вперед, то он не чувствовал за собой общественной силы, не имел поддержки. Напротив, темные, забитые люди, разбежавшиеся от его несчастья, как воробьи, даже злорадствовали: «Ну что? Выскочил? Попался!» То, что Горецкий-публицист обращается не только к экономическим факторам, но и к социально-психологическим, весьма показательно: такой подход придавал публицистическим статьям особую весомость, ставил их рядом с собственно художественными произведениями, сближал с аналитической прозой.
Эти весьма ценные для публицистики качества демонстрирует и статья «Загадка московских коммунистов» («Наша думка», 1921, 14 января), в которой писатель показал себя не только страстным трибуном, полемистом, но и мыслителем-аналитиком, способным видеть внутреннюю связь между разрозненными явлениями, склонным к прогностике, к предвидению отдаленных результатов развития событий, политических решений. Впечатляет смелость Горецкого в постановке актуальных проблем эпохи. В статье убедительно рассказывается непоследовательность «московских коммунистов» в осуществлении национальной политики па окраинах бывшей царской России. Это – ошибочная политика, она вступает и противоречие даже с «прагматическими установками партии» согласно которым каждая нация имеет право на самоопределение. На практике же партийные деятели, руководствующиеся принципами диктатуры пролетариата, «душили духовное возрождение угнетенных народов», мешали их свободному волеизъявлению. М. Горецкий как последовательный защитник интересов белорусского народа предъявляет серьезные претензии руководителям, ответственным за национально-государственное строительство: «Интернационалисты на слонах, они оказались на деле ужасными контрреволюционерами в национальном вопросе», а методы их руководства мало чем отличаются от «способов царского режима».
Автор статьи обращает внимание еще па одну принципиальную ошибку московских деятелей: движение за национальную свободу угнетенных народов они восприняли как движение буржуазное, как проявление борьбы за «буржуазные интересы. И тем самым посодействовали не дифференциации национальной буржуазии и сознательных пролетариев, а дружному объединению всех классов в деле защиты общенациональных интересов». Иными словами, вместо многочисленных сторонников коммунистическая власть получила на окраинах «фанатических врагов» со всеми трагическими последствиями.
М. Горецкий приветствовал провозглашение независимых советских республик как историческое событие. Но присоединение ряда областей – Смоленской, Витебской, Могилевской – к России не мог оправдать. «Или ним узаконивалась старая ификаторская работа? Или этим проводили политическую границу против враждебных наступлений Запада? Иди ещё что-то?»
М. Горецкий в эпицентре событий, связанных с решением судьбы белорусского народа. Идея самостоятельной, независимой Беларуси оставалось для него главной, определяющей.
Свое продолжение и конкретизацию и правительстве Белорусской Народной Республики” («Наша думка», 1921, 14 января), где обосновывается законность с юридической точки зрения БНР как государственного образования, легитимность ее правительства. «Каждый, кто признает Белорусскую Независимую Республику в принципе, тем самым признает и ее правительство, которое имеет законные права называться правительством этой Республики». В своих рассуждениях М. Горецкий исходил из мысли о том, что необходимость собственного государства для белорусского народа диктовалась логикой истории. Автор статьи не посчитал нужным углубляться в историю ВКЛ, а сосредоточился на современных событиях. Он, в частности, упоминает третью сессию «Центральной Рады Белорусских Организаций и Партий» (октябрь 1917 г.), после которой «четко проявилась необходимость создать государственно-правовое учреждение, которое взяло бы в свои руки власть, и заложить основы белорусской Республики». Ради этого проводились многочисленные съезды – фронтовые (западного фронта - в Минске, северного - в Витебске, румынского - в Одессе, юго-западного - в Киеве), белорусов-беженцев (в Москве, Минске), учителей, других организаций (в Смоленске, Полоцке). На этих представительных форумах и решено было созвать в 1917 году Всебелорусский съезд в Минске (5-17 декабря по старому стилю). В соответствии с оценкой М. Горецкого, данный съезд как раз и стал «наиболее полными серьезным волеизъявлением Белорусского народа...» Этот вывод характеризует писателя как последовательного защитника народной власти, независимого, суверенного государства – Белорусской Народной Республики.
Говоря о способности Горецкого-публициста видеть внутреннюю связь между разрозненными явлениями, предсказывать, в каком направлении могут развиваться события, нельзя не заметить того, что некоторые его суждения оказались поистине пророческими. Речь идет о трудностях, связанных с национальным возрождением. Интересна в этом плане статья «О белорусском языке в школе» («Беларускія ведамасці», 1921, 14 сентября), в которой сообщалось, что ориентированные на Польшу представители виленской общественности развернули на страницах местной печати дискуссию – на каком языке должно вестись обучение в школе. М. Горецкий в этом вопросе четкую, бескомпромиссную позицию: «Было бы странно и глупо спрашивать у россиянина, хочет ли он русскою языка и своей школе? Было бы чушью спрашивать о том же у немца, француза или латыша, или эстонца.
Почему же тогда с глупыми вопросами можно обращаться только к темному белорусу? (…)
Педагогическая наука давно пришла к выводу, что учить детей надо на родном языке, на языке матери».
События, происходящие сегодня в Беларуси, демонстрируют перед цивилизованным миром то, что не ушли с исторической арены деятели, готовые обращаться к белорусу все с теми же «глупыми вопросами» – на каком языке он хочет учить, собственных детей? Семидесятилетнее воспитание народа в духе пролетарского интернационализма, увы, принесло горькие плоды! Публицистика же Грецкого направлена на то, чтобы помочь тем жителям земли белорусской, у кого атрофировано чувство национальной гордости, осознать гибельность пути, по которому они идут в завтрашний день, осознать место и роль национального начала как приоритетного в системе духовных ценностей.
Отстаивая право каждого народа учиться на родном языке, М Горецкий в статье «Важный фронт» («Беларускія ведамасці», 1921, 19) сентября) попытался раскрыть причину незавидного положения белорусской школы на Виленщине. Её следует искать, опять же в пассивности белорусского крестьянина, который равнодушно наблюдал за тем, как во многих уездах закрывались белорусские начальные школы и открывались польские. Деревенский житель всячески сторонился выборов в гминные управы, поэтому туда вошли защитники польских интересов. «Учительство наше как самый культурный элемент в белорусской деревне, – подчеркивает Горецкий, должно поставить перед собой задачу: взять руководство гимназии из недостойных рук в руки подлинных представителей народа». Писатель, как видим, возвращается к волнующей его теме, вновь говорит о необходимости активизировать народные низы, вовлечь их в общественную деятельность, чтобы совместными усилиями найти выход из сложившегося положения.
Но ошибочно полагать, будто М. Горецкий, отмечая устойчивое нежелание белорусского крестьянина, ремесленника вмешиваться в политику, не видел и привлекательных черт в его характере. У нас нет оснований упрекать писателя в односторонности взгляда на белоруса, на его ментальность, сущностные качества натуры. Об этом красноречиво свидетельствуют прежде всего многочисленные рассказы, повести, романы, драматические произведения Горецкого. Но и в публицистике писатель остался верен себе, он и здесь смог высказать о человеке-труженике взвешенное суждение, раскрывающее фундаментальные качества национального характера белоруса. Среди этих основополагающих качеств названы прежде всего справедливость и простота. «Наши идеи, наши мысли, – подчеркивается в статье «В чем наша сила?» («Наша думка», 1920, 31 декабря) – справедливые. Мы никого не понуждаем отрекаться от своей нации, от своего могущества, от своей национальной свободы. Мы не требуем, чтобы в Москве или в Варшаве тамошний народ записывался в белорусы, чтобы он просил Лигу Наций о присоединении его к нам, к Беларуси. Мы не идем ни туда, ни сюда со своими порядками, со своей бранью и кнутом. Нет, идея наша справедливая, и мы не желаем другому того, чего не пожелаем себе».
М. Горецкий убеждает слушателя и читателя логикой мысли, неопровержимостью аргументации. Отсюда и убедительность его выводов. Посмотрите, говорит писатель, на нынешнюю ситуацию: у наших врагов есть армии, есть деньги, они организованны, а у нас на сегодняшний момент нет ничего, «кроме нашей духовной силы» и чувства справедливости. Вот почему наши враги не могут нас победить.
Какое огромное значение придавал М. Горецкий духовной субстанции, духовным началам жизни, видно и из его последующих рассуждений: «Глупец тот, кто верит, будто в наше время можно присоединить чужую землю и переделать на свой лад чужой народ. Прошли те времена. И тот, кто ныне отрекается от своего простого языка, скоро очень-очень пожалеет. Мощь духовная перельется в материю и все снесет со своей дороги».
Естественно, публицистические статьи М. Горецкого – это не совокупность бесспорных утверждений, а результат напряженных поисков, глубоких размышлений. Так, вряд ли можно согласиться с авторским тезисом, согласно которому идея справедливости как один из органических компонентов белорусского менталитета объясняется классовой однородностью этой нации, тем, что «среди белорусов нет господ» («панов»). Это «панам», дескать, нужны войны, захват чужих земель и т. д. «А простой народ, с другим простым народом всегда будут жить в согласии и мире». Очевидно, здесь мы имеем дело с явным полемическим заострением, допустимым в публицистическом жанре. Но заострение, как известно, не всегда согласуется с логикой. И действительно, если придерживаться точки зрения автора, то национальную буржуазию, представителей буржуазной интеллигенции следует вывести из состава нации. Ради каких целей? Как «нации без господ» строить отношении с соседями, если там «паны» все-таки есть? Неужели «согласие и мир» и таком случае невозможны? Увлеченный идеей «свободы, равенства, братства», Горецкий-публицист опережал время. Романтическая мечта выдавалась за реальность. Анализируя истоки полемических издержек Горецкого, необходимо учитывать конкретные обстоятельства того времени, критическое отношение писатели к империалистическим государствам, к их агрессивной внешней политике, а также учитывать стремление публициста определить характер возрожденческой деятельности белорусов. «Значит, мы возрождаемся не ради того, чтобы бить, драть, колотить, унижать, а ради того, чтобы создать наилучший тип «простого государства», где господ не будет, а «простой» человек будет хозяином». В трактовке автора статьи «господин» («пап») выступает как синоним олицетворенной несправедливости, неравенства, а понятия «простое» (государство), «простой» (человек) – это аналоги разумного, гуманного общественно- государственного устройства.
Уже отмечалась широта диапазона деятельности Горецкого публициста, активность выступлений на страницах виленских Белорусскоязычных газет. Заслуживает высокой оценки и оперативность его откликов на события общественно-культурной, политической, научной жизни в Западной Беларуси. Объектом пристального внимания Горецкого оказывались взаимоотношения различных конфессий на Виленщиие, в частности, православных и католиков («Никогда этому не бывать!» 1921); антибелорусская агитация различных политических партий, групп и печатных органов польской ориентации («Письмо из деревни», «Где есть белорусскость, или наши маленькие желание» 1921), идейные колебания представителей национальной интелегенции и ее заигрывания с власть предержащими («Белорусские деятели с польской душою», 1921) и др.
Публицистическое наследие Горецкого представляет несомненный интерес и при исследовании особенностей этой специфической формы творчества, его природы. Прежде всего, при изучении вопроса о соотнесенности в публицистике двух начал – политической актуальности и эстетической значимости материала. Публицист, в отличие от поэта, прозаика, драматурга, на первый план, как известно, ставит вопросы, продиктованные насущными задачами текущего дня. В ряде статей М. Горецкий попытался объединить эти два начала. Иными словами, гуманистический пафос, свойственный рассказам, повестям Горецкого, позитивно повлиял и на содержание его публицистики, придав ей – в лучших образцах – эстетическую долговечность. Этот жанр у Горецкого пережил свое время и воспринимается сегодня как художественное явление, а не только как документ прошедшей эпохи. Публицистическая проза М. Горецкого – полноценная часть его творческого наследия.
Обратимся, например, к статье «Больной вопрос» («Наша думка», 1921, 14 мая), где затронута тема трагической судьбы белорусов-беженцев. Статья представляет собой полемику ее автора с Т. Гартным, в ходе которой обозначились два различных подхода к решению проблемы. Гартный полагал, что уехавшие из Гродненской, Виленской и части Минской губерний (территории, согласно Рижскому договору, вошедшие в состав Польши) не должны возвращаться на прежнее место жительства, поскольку польским властям нет надобности о них заботиться. Поэтому правительство Советской Беларуси, дескать, обязано расселить беженцев «на коммунальных хозяйствах», и пусть они здесь трудятся в ожидании «лучших времен». Утверждения Т. Гартного М. Горецкий оценил как ошибочные в своей основе и вредные в конечном результате. Гартный оперировал чисто классовыми понятиями, а Горецкий исходил из интересов конкретной человеческой личности. Выступая от имени западнобелорусской части народа, автор «Больного вопроса» решительно заявлял: «Именно мы и вы должны приложить все усилия, чтобы все здешние беженцы как можно скорее сюда вернулись. Ибо, товарищ Жилунович, знайте, что отсутствие до настоящего времени беженцев из белорусских земель, которые ваши российские товарищи отдали польским папам «в лапы», есть не только огромный вред для белоруской нации, но и вообще опасная вещ, с любой точки зрения и даже большевистской...»
Смысл данной полемики ясен: судьбу беженцев Гартный осмысливал в связи с известной установкой большевиков на свершение мировой революции, Горецкий – и свете задач построения единого белорусского государства, возрождения национальной культуры. Согласно убеждениям Гартного, белорусское государство якобы можно было создавать и без тех территорий, которые охватывали Виленщину, Гродненщину, часть Минщины. С таким подходом Горецкий, естественно, не мог согласиться, как не мог он пройти мимо высказываний относительно того, кто же виноват в безмерных страданиях белорусов-беженцев? Гартный безапелляционно возлагал ответственность на «белогвардейцев», генералов и господ, выброшенных революцией». Дескать, это они «наделали фронтов», создали непреодолимые преграды тем, кто хотел вернуться в родные края. М. Горецкий, соглашаясь с Гартным, предлагает вместе с тем в целях исторической справедливости расширить круг виновников народных бед и страданий: «Да, но чтобы не быть односторонним, следует также сказать, что в указанной беде виноваты не только белые генералы и господа, но, к сожалению, также и «красные», их бестолковщина и глупость, их порядки, часто-густо устанавливаемы бывшими царскими прислужниками, а на Беларуси и для Беларуси, кроме того, разными пришельцами и русификаторами, коммунистами на словах и подлинными черносотенцами в своей заскорузлой душе».
Тема возвращения творчески активных, национально сознательных сил на Беларусь получила неожиданный поворот в статье «О белорусских писателях» («Наша думка», 1921, 4 марта). Находясь в Вильне, М. Горецкий тем не менее посчитал необходимым обратиться к белорусскому советскому правительству в Минске с призывом предпринять практические шаги, дабы ускорить приезд на родину известых писателей, деятелей культуры, без которых невозможно национальное возрождение. Власти должны создать этим людям нормальные условия для жизни и творческой работы. Очевидно, автор статьи не располагал документальными сведениями о жизни Я Колоса в Курской губернии, но сумел, однако, с исключительной достоверностью раскрыть и передать весь драматизм ситуации, в которой оказался Колос, человек и писатель. Не только бытовые, материальные но и моральные, психологические факторы в их взаимопереплетении приняты во внимание Горецким. Колос, пишет он, «рвется домой всеми силами, но, имея семью, потеряв здоровье и голодая на нищенскую пенсию начального учителя, никак не может вырваться из глухого уголка Советской России, куда забросила его лихая доля. Хочется надеяться, что за долгое время разлуки с нашей литературной общественностью он написал много произведений со всем размахом зрелого поэтического таланта, но не верится, чтобы указанная обстановка содействовала его творчеству, особенно из-за невозможности печататься и из-за духовного одиночества».
Приведенный фрагмент – яркий образец проблемной, аналитической публицистики М. Горецкого. Автор статьи продемонстрировал тонкое понимание психологии художника, своеобразия его внутреннего мира и роли тех факторов, которые позитивно и негативно влияют на творческую деятельность. Из рассуждений Горецкого следует, что национальному писателю и первую очередь необходима соответствующая культурно-языковая среда, возможность регулярно публиковаться, ощущать неразрывную связь с читателем, проверять на аудитории собственные мысли, суждения. Оторванность от родины, одиночество, бедность не способствуют нормальному развитию, а тем более расцвету творческого потенциала, даже если речь идет не о начинающем, а об известном, опытном мастере, каким уже был в начале 20-х годов Я. Колас.
Призывая правительство активно вмешаться в судьбу поэта, Горецкий, однако, не пошел на компромисс со своей совестью, не стал утешать себя иллюзиями относительно гуманизма новой власти: «В Минске не живут, а тлеют не обласканные милостью всесильных, но чуждых белорусскому слову коммунистов пришельцев такие белорусские таланты: поэт Янка Купала, новелист Змитрок Бядуля, драматурги Ф. Алехнович и Владислав Голубок, беллетрист и публицист Язэп Лёсик, а также слабенький белорусский коммунист и хороший, крепкий поэт Тишка Гартный...» Процитированное высказывание позволяет глубже понять причину сдержанного, настороженного, а затем и открыто враждебного отношения ж М. Горецкому официальных кругов после его возвращения в Советскую Белоруссию в 1923 году.
Многие публичные выступления М. Горецкого дают возможность характеризовать их автора как публициста-международника. Горецкий неоднократно демонстрировал склонность к широкому взгляду на проблемы политического характера. Многие деятели, отмечают М. Горецкий, анализируя белорусско-польские взаимоотношения 20 х годом, считающие себя “белорусскими”, в действительности «работают на построение империалистической Польши». Но они почему-то запамятовали, что государственная граница 1921 года – «не есть подлинная граница Польской Речи Посполитой». На эту границу, говорится в статье «белорусские деятели» с польской душой» («Беларускія ведамасці», 1921, 20 декабря), большевики согласились вынужденно. Кроме того, Лига Наций еще не прислала Рижского договора, а посему она не признает и польской восточной границы. Позиция межународного сообщества понятна: оно ожидает, когда в России появится «законное российское правительство», с которым Польша установит, наконец, «твердые границы». Следует помнить, указывает автор статьи, и о том, что в соответствии с большевистской программой «не должно быть вообще никаких границ. И даже ныне существующая граница может рухнуть, когда г. Дзержинский переедет из Москвы в Варшаву». Но поскольку никаких изменений пока не происходит, надо предпринимать практические шаги. В частности, не исключено, что «Западная Беларусь может тогда образовать отдельную государственную часть, более-менее независимую и самостоятельную, так или иначе связанную с Польшей, а быть может, еще и с Литвой.
Не отрекаясь от идеала Независимой и Неделимой Беларуси, мы должны готовиться, и быть всегда наилучшим образом подготовленными ко всяческим тактическим возможностям».
Подтекст ангорских размышлений легко прочитывается: если западным белорусам действительно удастся добиться определенной самостоятельности, то дальнейшая судьба этого государственного образования во многом будет зависеть от уровня национального самосознания, организованности, сплоченности трудовых масс. Иными слонами, М. Горецкий снова выходил на проблему национального воспитания, просветительской работы. Его собственная публицистическая, газетно-журнальная, издательская, педагогическая деятельность была одной из эффективных форм практической реализации этого масштабного плана. Сегодня публицистическая проза М. Горецкого после долгого забвения обретает свою вторую жизнь. Она становится живым явлением литературного процесса и действенным фактором национально-культурного возрождения.